Александр Цуканов

1
8004
По диплому – литературный работник. «Литраб». Звучит странно, не правда ли? Но я был и остаюсь при мнении, что писательство сродни монашеской схиме. За этим постоянный труд с множеством самоограничений. Но в молодые годы на это наплевать. Всё горит и пылает. Надо выплеснуть в мир свое «эго». Надо доказывать прописные истины… Я в 30 лет хотел удивить мир. Думал, вот опубликую роман и тогда все поймут что-то такое, что они до этого не понимали. Как в сказке.
Но с годами приходит понимание, что графоманить бессмысленно. Сегодня, когда мощнейший информационный поток обрушивается на головы людей, кажется, что Слово как затертый грош, его коверкают, усекают, трансформируют… Люди не понимают его магической силы.
В 1987 году нас с Васей Макеевым в огромной штормовой сетке забросили с учебного
судна Полухин на плавбазу Алексей Хлобыстов и пошли мы на ней в северный
Ледовитый океан. На первую встречу с писателями пришло 15 рыбаков. Да оно и понятно:

вахта за вахтой, тут бы вдоволь поспать… Василий читал свои стихи, а я всматривался в усталые лица и думал, ну что могу рассказать нового я, автор полудюжины рассказов. Решил прочитать Николая Гумилева. Его знаменитое Слово. Где есть потрясающий поэтический образ:

«Словно пчелы в улье опустелом
Дурно пахнут мертвые слова».

«Мертвые слова» – сильно сказано.

Даже в тюрьмах ценят слово и понимают его мистическое значение. Назвал человека –
стукачом или козлом – доказывай, отвечай за свою болтовню, а иначе сам станешь этим козлом.
В январе 1980 года я вышел из тюрьмы в пиджаке и летних туфлях на босу ногу. У меня
не было ни рубля, ни родственников в Волгограде, ни знакомых. Жизнь казалась
порушенной. Неожиданно получил ободряющее письмо от Олега Лаврова и короткий
сонет в конце письма:
«На грани гибели в проигранной борьбе – Невидимо господь
печется о тебе И в нужный миг подаст спасительную руку».
Современник Шекспира Андреас Грифиус протянул мне руку через толщу веков. Я бегал по морозу в куцем пиджачке на тракторный завод и шептал слова из сонета. И господь мне помог.
Я начал публиковаться в газете «Молодой ленинец». Великолепная школа выживания. Чтобы приняли на работу без образования в ту пору в областную газету не было и речи. Но я старался, опубликовал серию очерков о волгоградских бамовцах. Меня
приняли в штат. Потом работа в районной газете тяжелая из-за бесконечной гонки и
циничного парадного стиля.
Но Господь снова помог. Поступил в Литинститут в 1982 году (при конкурсе три тысячи
чел на место), что казалось тогда непонятным чудом.
Странные сюжеты подбрасывает жизнь. Это я снова о магической силе Слова. С Юрой
Юрченко – он ныне живет во Франции – мы ходили в один детсад на Колыме, в одну
школу на Омчаке. А встретились в Литинституте.
Вообще Колыма особое место. Некая плавильная печь, где проживало даже в советские времена всего-то несколько десятков тысяч человек на огромных заколдованных стужей просторах.
А сколько талантов пробилось здесь. В Магаданской школе учился писатель
Аксенов. В Усть-Омчуге жил поэт Жигулин. Здесь маялся Солженицын. В поселке
Ягодном родился известный рок-музыкант Шевчук.
Мне подарили в Мяундже – в 100 км от Оймякона (материковый полюс холода) –
полновесную кисть винограда, выращенную в теплице. Разве это не чудо Колымы?
Поэтому, когда мой приятель Юра Юрченко забыл прислать драматургу Михаилу
Рощину обещанное лекарство, я написал ему в Париж просто и без затей… «Юра, как
можно, ты же колымчанин!». И Рощин получил долгожданное дорогое лекарство.
Первая книжка вышла в издательстве Молодая гвардия и называлась «Тризна по
неудачнику». В ней отголоски колымского детства. Рассказы бывших сидельцев и что-то придуманное про отца, которого я знал только по фотографиям. На одной из них надпись «на память сыну от непутевого отца». И конечно пересказы мамы – Надежды Малявиной- Цукановой. Она умела выпукло подать любую житейскую небылицу. Она была памятливой на подробности. Благодаря этим подробностям (ведь всё сгорело в пожарах гражданской войны) я сумел отыскать в архивах сведения про деда, земского агронома
—Малявина Алексея Павловича. И то что род Малявиных вписан в родословные книги
черниговского и воронежского дворянства. Мне это нужно было не для похвальбы. А для
того, чтобы понять извечное: зачем и почему? Почему после убийства сына Павлуши и
разграбления поместья расхотел жить в 1921 году мой 53 летний дед — Алексей Павлович Малявин. Здоровый и сильный земский агроном. Но почему же до сих пор бесовское племя во главе с Зюгановым поет и пляшет, и машет кровавым революционным флагом?
Отчасти об этом мне хотелось сказать в романе «Раб». И о родной бабушке Анне
Васильевне, и про деда-отчима Александра Тимофеевича, который участвовал в стачках и митингах на железной дороге. А потом едва вывернулся из-под раскулачивания.
Многие герои в романе вымышленные. Но есть и подлинные. Это семья уфимского
градоначальника Александра Мамлеева. Его сын погиб в бесславной войне на Дальнем
Востоке в Порт Артуре. Но погиб за Родину. Честь и хвала китайцам, которые сохранили кладбище в Порт-Артуре. Создали там музей. Сохранили деревянное здание русского вокзала образца 1898 года. Русскую улицу в бывшем городе Дальний (ныне это многомиллионный Далянь). Могилы Еремея Мамлеева на кладбище нет. Он как и тысячи других русских моряков покоится на дне Японского моря. Но есть большой поклонный крест с неугасимой лампадой.

Одна из моих книг называется «Бесконечное путешествие». Меня метелило по всей стране от Чукотки до Прибалтики. От Еревана до Мурманска.

Словно жар-птицу за хвост я хотел ухватить дар божий. Некое новое знание. Месяц жил в Нью-Йорке. Поездил по Калифорнии. Разорил Лас Вегас на 450 долларов в знаменитом казино с поющими фонтанами. Жил неделю в Сакраменто на родине золотоискателей 19 века. За мной гналась женщина в аэропорту имени Кеннеди, чтобы вручить забытый телефон, меня водили по метро в Нью-Йорке незнакомые люди. И что важно, ни разу никто меня не обидел ни словом, ни делом в Америке. Когда Задорнов говорит: они тупые, а мы де, мол, умные – это фальшивка.

 Я гонял в  90-х машины на продажу из Германии, из Питера. Затем из Владивостока. Я много раз рисковал… Но Господь милостив.  Господь дал мне хороших сыновей.  Когда мы гнали машины  с сыном Данилой из Уссурийска в Волгоград он ни разу не застонал. Хотя было от чего.  Тяжело, когда ты полмесяца колотишься по разбитому грейдеру 16 часов кряду и ночуешь в машине на креслице, потому что автокемпинги – это в Европах.Мы купались с ним в знаменитой Селенге, стояли на Байкальском перевале, дивясь как натужно преодолевает подъем железнодорожный состав по дороге пробитой в горах нашими предками. Нас поливал дождь в уральских горах. Мы канались с гаишниками. Для чего? – спросите вы. Для того, чтобы увидеть какая она огромная наша Россия и очень разная, но порядку в ней нет, как и тысячу лет назад. Увы – это так.
Очерки о дорогах России  печатались в Литгазете,  в журналах именно об этом. Пусть негромок мой голос, но мне хотелось сказать о людях, живущих в маленьких поселках вдоль знаменитой Транссибирской магистрали

Некий итог книга «Убитый, но живой» с переработанным романом «Раб». Я слышал добрые слова о романе от друзей,  спасибо им за это. Петр Зайченко пытался подсунуть  роман режиссерам, уверяя, что роман очень  киногеничен…

Роман осилил мой сосед по даче,  славный сталевар, орденоносец с завода «Красный Октябрь» — Виталий Столбов. Настоящий читатель. Дотошный.  Он  обнаружил парочку технических  ошибок, их,  к сожалению,  теперь уже не исправить.

А  лучше всех о последней редакции романа сказала,  как бы мимоходом, корректор и опытный редактор Надежда Николаевна Раева: «…так зачиталась, что  перестала править, пришлось перечитывать заново». Это согрело мое сердце. Потому что сама книга получилась неудачной по оформлению: мелкий шрифт,  примитивная обложка.

Но, впрочем, грех жаловаться, у меня выходили рассказы в Нижне-Волжском издательстве «Дом за окраиной»  под обложкой болотного цвета  тиражом 10 тысяч экземпляров  по цене 85 копеек за штуку. А «Тризна по неудачнику» тиражом 50 тысяч экземпляров, что ныне кажется странным. Как и гонорар в 5 тысяч советских рублей, сравнимых сегодня с пятью тысячами долларов. Книги выходят редко. Плохо писать не хочу, а на очень хорошее слово, порой, сил не хватает. Или быть может дара, который я все пытался отыскать в своих бесконечных путешествиях. И все же,  мои дорогие друзья, путешествие продолжается. Пока жив – всё отлично!

В издательстве «Вече» на выходе роман «Приказано выжить»(первоначальное название «Сталинград. Берлин. Магадан»).

Читатели, друзья спрашивают о чем роман? Ответить бывает не просто…:  «Трудно солдату на войне выжить. Особенно тем, кто начинал в сорок первом. Трудно и офицеру, если он не поддонок. Но особенно трудно тем, кто выжив в кровавой бойне, оказался в лагерных бараках. Уцелели не многие, но это были особенные люди. Они не только обустраивали Колыму и Якутию, добывая драгоценный металл, они любили жизнь и женщин,  и верили, что это всё не напрасно. Жизнь таких «бывших» похожа на авантюрный роман и вмещает огромный событийный ряд, потому что нужно не только выдюжить, но и остаться вольным человеком, со своим непреложным мужицким кодексом чести, где, как и на войне, остается всегда: сам погибай, но товарища выручай… Я встречал таких людей,  я преклоняюсь перед ними. О них этот роман и немного о старательском Золоте, об этом странном металле, который губит людей».

По странному стечению обстоятельств я  родился в 1954 году в п. Усть-Омчуг, Магаданской области. Здесь прошло колымское детство.

Затем жил в Башкирии под Уфой, где было поместье моего деда – Малявина Алексея Павловича.  Он умер в далеком 1922  году очень странно … Я пытался вжиться в образ Деда, когда писал роман «Раб». Я пытался понять, что же произошло со страной и почему я жил не в малявинском поместье, а в лагерном бараке. Ныне, на южном склоне, где когда-то агроном Малявин вырастил чудный сад, стоят нефтяные качалки. Они день и ночь сосут недра земли…
Учился в Уфе в автотранспортном техникуме.  А учили в ту пору серьезно. Начинали со слесарной практики, затем токарная, сварочная, слесарная… Шесть месяцев производственная в ПАТП. Делали из неумех и лентяев настоящих мужиков-умельцев. Как и позже в Сормовской учебке в Нижнем Новгороде… 

Трудился технологом на авиационном заводе, монтажником на БАМе, журналистом в районной и областной газетах. В 1982-1987 годах обучался в Литературном институте, семинары Александра Проханова и Анатолия Кима. Первая книга «Тризна по неудачнику» вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1988 году. Член Союза писателей СССР с 1990 года.
Было много разных дорог Колымы, Сибири, Урала…

Печатался в журналах «Молодая гвардия», «Наш современник», «Волга»,  «Дальний восток», «Отчий край». Долгое время являлся автором «Литературной газеты», где были напечатаны очерки о поездках по России и за рубеж. С 1995 года директор издательства  «Отрок».Объездил всю страну от Чукотки до Мурманска, от Ташкента до Еревана… 

Были поездки в  Нью-Йорк, Сан Франциско, Амстердам, Далянь, Порт Артур… Но более всего горжусь поездкой в 1999 году из Владивостока в Волгоград  на автомобиле. Только так можно понять огромность России и характер людей проживающих на этом великом пространстве. 
 Одна из книг носит название «Бесконечное путешествие» – не случайно. Здесь рассказы и повести, и несколько очерков, которые писать труднее всего, потому что ни приврать, ни слукавить

Герои моих романов и рассказов не сутенеры и коммерсанты, и не менты, а работяги, трудоголики. Их выжигали каленым железом, раскулачивали, позже морили низкой зарплатой, им резали расценки, чтоб они не обрастали жирком, жили впроголодь… А теперь душат поборами и налогами. И все же  они сохранились, чудом уцелели. Они могут работать по шестнадцать часов без выходных Их немного осталось в России, они «соль земли», они главные на этой земле.

 

Золото Алдана (отрывок из романа «Приказано выжить»). 

Золотой самородок лег в руку увесистой гирькой. Аркадий Цукан понянчил в руке продолговато-изогнутый литок, разглядывая редкостную находку с разных сторон.    Вода обкатала металл до блеска, но в изгибах сохранилась материковая чернь, создавая   причудливый рисунок, напоминавший фигуру согбенного старика с вислой бородой. «Явно русловое золото, не смыв», – решил он сразу и бесповоротно. Тут же прикинул, что это на тонну потянет, если с умом подойти. Небольшие самородки иногда попадались, но такой крупный –  граммов на триста – он не видел ни разу.  

Промывку на ручье Быстром вел по заданию председателя артели Таманова. Вел в одного, потому что из «Алданзолото» летом просочились нехорошие вести. В управлении положили глаз на перспективный участок, где артель выдавала второй  сезон большие килограммы золота.  Начали создавать участок для государственной добычи дражным способом. Поэтому требовался поиск новых  месторождений и полная секретность результатов  разведки. 

Аркадий  сунул  самородок в карман, обтер руки о полы бушлата, чтобы унять волнение,  уселся на валежину  перекурить и подумать. Ох, как серьезно надо было подумать.  

За много лет работы на добыче золота приспособился делать запруды, выставлять проходняк вместе с бутарой так, чтобы вода самотеком падала в грохот. Это ускоряло процесс. Работа привычная: накидывай грунт, шуруди  скребком, откидывай галечник и снова накидывай, поправляй, выгребай, а там, как уж масть ляжет… Случалось, что к вечеру «смыв» словно слезы, россыпь чешуек, а иногда в полгорсти, реже два-три самородка в довесок, но не крупнее ореха. А тут по всему получалось, что  попал в «струю», которая шла вдоль отбортовки ручья, и пласт оказался не сульфатным, а кварцевым,  материковым, что немаловажно при добыче. Сульфат железа, а по-простому пирит, молодежь  иной раз путает с золотом, он такой же тяжелый, сильно забивает отсев, губит работу. В этот раз удача шла беззастенчиво в руки и это его, как ни странно, тяготило.  

Мыл Цукан третьи сутки. Он передвигался вдоль ручья, делал пометки в потрепанном блокноте, оставлял маяки из камней, и все дальше уходил от своего бивака, который надо бы перетащить, но азарт подгонял. «Домою бутару и шабаш», – подумал он, прислушиваясь к беспорядочным крикам соек. Неторопливо донянчил в лотке смыв из резиновых ковриков, лежавших в металлическом проходняке. Результат снова порадовал, граммов семьдесят с полусотни бутар.   

Сойки не унимались, все кричали, кричали, перепрыгивая с лиственницы на лиственницу. Он ссыпал шлих в холщовый мешочек и не удержался, снова достал из кармана самородок. Повертел в лучах закатного солнца, проговорил вслух: «Экий  бородатый старикан. Одноглазый. Рука на плече. Креститься, что ли? Скуфейка на голове. Монах. Настоящий монах!..» 

Оглянулся стыдливо, словно кто-то мог подслушать его тарабарщину. Вскинул на плечи двустволку двенадцатого калибра, рюкзачок с остатками провианта и пошел вдоль ручья.  

Сойки орали не зря. Росомаха рявкнула и  словно огромная собака  метнулась от палатки в сторону ольховых зарослей. Аркадий  навскидку запоздало полыхнул  сначала жаканом,  затем дробовым зарядом раз и другой, ругая матерно наглую бестию. Но не попал. Росомаха прорвала острыми когтями брезент, изгадила всё, сожрала остатки сухарей, сахар и что хуже всего, две пачки чая порвала в клочья. Оставалась только тушенка, да грибочки, которых тут на каждом шагу. «С голоду не пропаду, – прикинул он, – а вот без  кружки дегтярного чая по утрам тягостно».   

Он запалил с двух сторон от палатки костры, чтобы  отпугнуть разбойницу, торопливо стянул леской порванный брезент и повалился на  ложе из хвойной подстилки, поругивая себя за пацанскую неосторожность, торопливость… 

Яркое августовское  солнце припаривало.  Цукан наклонился, чтобы в очередной раз промыть в лотке  шлих и вдруг почувствовал присутствие чужака.  Осторожно поднялся в полный рост. Огляделся. Сделал шаг, второй за ружьем и тут же услышал явственный хруст ветвей справа. «Что за чертовщина!» Ругнулся, стрелять не стал, пожалел патроны. Их оставалось полдюжины. Крутилось в голове, не давало покоя, что это может быть и не зверь, а «хишнота» – старатель без допуска.  

В основе  романа «Приказано выжить» перипетии военной службы рядового водителя, танкиста и снова водителя Аркадия Цукана и командира дивизии полковника Александра МаторинаОдновременно в романе присутствует тема Колымы, Магадана, куда попадает после войны Аркадий Цукан. Остросюжетная линия золотоискателей и самородка «Монах» создана не случайно и смею надеяться,  сохранит читательский интерес. Главы короткие в виде отдельных  минирассказовсделали повествование  более читабельным  и динамичным. 

 

Контакты на сайте pisatelei.ru; на прозау; на https://www.facebook.com 

 

1 КОММЕНТАРИЙ

  1. Спасибо Александру Николаевичу за интереснейшую статью! Вот это писатель! Не зря за жар-птицей гонялся!

Comments are closed.