Трагедия «перелома» 

0
1877

Много раз брался читать мемуары больших  военных начальников с описаниями сражений, где  правильные номера полков и дивизий,   количество минометов-самолетов, и Генеральный штаб, и обязательно Верховный главнокомандующий, который в зависимости от партийных ветров,   то гениальный, то как-то не очень, где  батальные сцены  и всё вроде бы есть, но дочитать до конца не хватает терпения.  Мой знакомый фронтовик однажды, полистав подобную книгу, сказал беззастенчиво: «Даже задницу подтирать не пойдет – бумага жесткая».Стилизованная и приукрашенная действительность, с обилием идеологем, лезла раньше и продолжает лезть поныне  со страниц мемуаров, как опара из квашни, вместе с неизбывным и , якобы, благородным посылом о патриотическом воспитании молодежи.  

Но каждый раз происходит обратное. И каждый раз возникал вопрос: а кто же это писал, выполнял поденщину, чертыхаясь и, может быть,  мучаясь от того,  что,  многие тысячи этих книг-клонов, встанут на полках библиотек, вместо книг Виктора Астафьева, Константина Воробьева, Михаила Шолохова…  

Знал ли Анатолий Аграновский, создавая «Малую Землю» для Леонида Ильича Брежнева, как все на самом деле происходило в Керчи, Феодосии, Севастополе период 1941-42 годов? Вряд ли. Ему, как и остальным, поденщикам от литературы, важно было получить квартиру в Москве или орден Октябрьской революции с прилагаемым к нему перечнем небольших привилегий. Да и доступ к архивам имели немногие. Сорок пять тысяч убитых и почти сто тысяч плененных в Крыму. И это только в сорок первом году. Затем еще 330 000 погибших, а  количество пленных по немецким данным составило около 170 000 человек. Страшнейшая трагедия, как и большинство подобных под Харьковом, на Волховском фронте из-за неумелого руководства войсками. А в случае с Крымом еще и преступного трусливого бегства генералов во главе с Мехлисом, которые бросили  вверенные им армии и дивизии.  Редчайший случай,  когда армейские политработники написали об этом в письме Сталину.  

Виталий Смирнов в книге «На переломе» восполняет  пробел, цитирует это письмо и множество других фактов, подтверждающих неумелое, бездарное руководство Крымским фронтом. Он умело вставляет архивные материалы о количестве войск, минометов и танков, о тройном превосходстве в живой силе Советских войск на полуострове по отношению к  армии Манштейна, вплетая их в живую ткань повествования. Но самое главное, Виталий Смирнов не сторонний наблюдатель, он не только анализирует события в Крыму на основе различных источников, в том числе и немецких, он сопереживает и пропускает это все через свое благородное сердце. Страницы о Керченско-Феодосийской  трагедии пробирают,  и невольно снова и снова возникает один и тот же вопрос: почему так безжалостно, так бесчеловечно относились к русскому солдату, который верил Сталину, как отцу родному.  Мне это близко, как и тысячам других россиян. Мой колымский отчим — рядовой Красной Армии Николай Маркелов, попал в плен в конце 1941 года в Крыму. Рассказывал, как блукали они по степи без еды и патронов, как сдали их крымские татары фашистам. Почти четыре года немецких лагерей, затем колымских, но выжил бывший солдат и даже вырастил двух дочерей, прежде чем умер от силикоза, заработанного на откатке руды в шахте на руднике имени Матросова. И встает невольно вопрос. А что же стало с теми генералами, которые бросили русских солдат под немецкий каток и сбежали с полуострова, кто на самолете, кто на подводной лодке? 

Сибиряк Михаил Борисов, как и многие его восемнадцатилетние сверстники,  пошел добровольцем, участвовал в Керченско-Феодосийской операции, был тяжело ранен. Участвовал затем в битве за Сталинград, стал Героем Советского Союза и написал замечательные стихи, которые неоднократно цитирует в своей книге Виталий Смирнов, прослеживая его фронтовую судьбу, искренне восхищаясь им  как поэтом, и как умелым храбрым солдатом. Смирнову важно показать, что подобных Борисову талантливых русских людей,  ушедших  добровольно на войну,  многие тысячи. Они воевали храбро,  но гибли, порой, нелепо и глупо, как это было под Вязьмой, только лишь потому,  что так захотел Верховный главнокомандующий, вопреки здравому смыслу, вопреки  неуступчивой позиции Генерального штаба во главе с Жуковым. 

В отличие от огульных хулителей Сталина, подобных В. Суворову, А. Минкину, М. Солонину, Смирнов проводит большую исследовательскую работу о роли Сталина в Отечественной войне и подготовке к ней на основе неоспоримых документов, не выгораживая и не поливая его черной краской, и  мне, прочитавшего на эту тему немало разных мнений и комментариев, невольно вспоминались слова моей мамы. Она не уставала повторять и  в шестидесятых годах на Колыме, и в девяностых здесь,  в Волгограде: «А где были люди из ближайшего  окружения Сталина?»  Подразумевая в первую очередь Никиту  Хрущева и иже с ним. А я горячился, спорил с ней, цитируя Солженицына, Зиновьева и еще каких-то громогласных разоблачителей, вплетая сюда свой куцый колымский опыт и подслушанные разговоры старших. За что мне ныне, конечно же стыдно. 

Семьдесят лет спорят в России: почему русские оказалась не готовы к войне. Десятки мнений-мифов и самый распространенный, что Сталин не поверил разведданным и в том числе Рихарду Зорге. В книге «На переломе» этому посвящены десятки страниц с неоспоримыми доказательствами, что Сталин знал и готовился целенаправленно к войне с Германией.  Виталий Смирнов приводит данные о переброске эшелонов с войсками на Западный фронт, начиная с  13 июня. А так же ссылается на Директиву от 18 июня, разосланную по указанию Сталина по всем военным округам о приведении войск в боевую готовность. Указывается предполагаемая дата 22 июня. 

«Трагедия 22 июня 1941 года произошла не потому, что в чем-то ошиблись советские разведслужбы, в частности военная разведка. Трагедия громыхнула потому, что высшее военное руководство СССР, прежде всего нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко и начальник генерального штаба РККА генерал армии Г. К. Жуков, проигнорировали не только донесения разведки, но и,  основывавшиеся на донесениях и аналитических выкладках разведки,  указания Сталина 

Кто-то снова вскинется с гневным «не верю!», действительно  такое трудно принять и понять, но рассекреченные и уже опубликованные на сегодня документы позволяют с уверенностью сказать, что  о «плане Барбаросса», направлении ударов, о планах захвата Минска на пятый день войны, о точной дате начала войны и даже методах  обращения с военнопленными, которые станут узниками концлагерей — знали. Знали в Генеральном штабе абсолютно всё. По одной из современных версий А. Мартиросяна, Тимошенко и Жуков «тем не менее устроили грандиозную катастрофу».  Он приводит множество совпадений связанных с делом Тухачевского и его «Планом поражения». Далее А. Мартиросян определил, что «ни о какой случайности невозможно говорить даже гипотетически». Устоять перед документальными фактами трудно.  Виталий Смирнов делает вывод,  «эта версия нуждается в дополнительных доказательствах…, что она  не беспочвенна». 

Иосиф Виссарионович обладал даром предвидения несомненно, как и умением гроссмейстерски  выстроить линию в политических вопросах бытия, но при этом «был нетерпелив, как в хороших делах, так и плохих», — считает Виталий Смирнов. И далее развивает эту мысль так: «Родной брат самоуверенности – авантюризм. До своего пятидесятилетия, которое исполнилось в год начала мировой войны, Сталин был спокойнее и расчетливее».  Но недостаток самовластья и бесконечного льстивого подслащивания ситуаций со стороны карманных друзей, вроде Мехлиса, сказались неожиданным образом в 1942 году. Он посчитал себя величайшим стратегом и со всей нетерпеливостью, присущей ему, подписал директиву штабам  7 января 1942 года о наступлении всем восьми фронтам от Балтийского до Черного моря. Против такого плана выступили только Жуков и Председатель Госплана СССР Вознесенский. Но Сталин настоял на своем. 

Чуда не произошло и не могло произойти, потому что военная стратегия – это особый вид искусства, требующий помимо таланта, слаженной работы огромного войскового механизма, оснащенного техникой,  современным оружием, обладающего устойчивой радиосвязью и прочим, прочим. А маршал Тимошенко и прочие политуправленцы,  только поддакивали Сталину и рассчитывали на громкое «ура!» Красной Армии, у которой в сорок втором не хватало ни того, ни другого, а немецкие самолеты беззастенчиво топтались по головам, обескровливая Армию и Флот. 

Немцы основательно закрепились на завоеванных позициях. У немцев помимо артиллерии и танков в каждом полку имелось автоматическое оружие и как минимум по два десятка безотказных и непревзойденных пулеметов МГ-42, которые при весе в 18 килограммов легко переносились с места на место и выкашивали жестоко красноармейские цепи.  Поэтому когда началось наступление, то  тысячи бойцов легли под Волховом, Брянском. 39-я Армия генерал-лейтенанта Ефремова оказалась в окружении под Вязьмой. Раненый командарм, чтобы не попасть в плен застрелился.  

Только после этого Сталин согласился перейти к обороне. Таких стратегических промахов за время войны набралось много. Окружение под  Киевом, Харьковом, в Крыму – всё это звенья одной цепи, приведшие  войска к Дону и Закавказью. К Сталинграду.  

О Сталинградской битве написано очень много, но Виталий Смирнов в книге «На переломе» нашел свою неповторимую интонацию, он сумел объединить  документалистику  с  художественным  переосмыслением действительности, тщательно отбирая события, может быть еще потому, что здесь  всё родное и дом на улице Кумской, и родной дед, погибший при переправе через Волгу, отец, спасающий семью из горящего Сталинграда и его в том числе, шестилетнего мальчика, впитавшего навсегда горький запах беды и несчастья. 

В этой книге есть главное, помимо дивизий, полков и сражений – живые люди. Очень разные. Победа в Сталинградском сражении ковалась не только в окопах, цехах и штабах, но и благодаря мужеству многих поэтов, журналистов, кинооператоров, которые привносили духовную составляющую в общее  дело победы над врагом. Одно из произведений Михаила Шолохова, написанное в дни Сталинградского сражения в городе Николаевске  называется «Наука побеждать».  Страстные высокохудожественные очерки Константина Симонова  в газете «Красная звезда» в сентябре 1942 года после встреч с бойцами на передовых позициях 64-й гвардейской дивизии в районе завода «Баррикады», заставляли по новому взглянуть на происходящее в Сталинграде, где главным было то, что никакие трудности не могут отнять у нас победу. Позже Симонов рассказывал, что без увиденного в Сталинграде и тех встреч с солдатами и командирами не получилось бы написать «Дни и ночи». Михаил Луконин, Николай Отрада, Николай Сухов, … Писатели не только призывали к патриотизму, говорили о долге, но и сами участвовали в  битве за Сталинград. Одним из таких примеров является книга «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. 

Неоспоримое достижение автора книги «На переломе» Виталия Смирнова —послевоенные воспоминаний немецких офицеров, дипломатов, последовательно вплетенных в событийную ткань повествования. Не всегда  лицеприятные для нас  русскоязычных, но именно эти подлинные воспоминания, особенно Виганта Вюстера в осажденном Сталинграде, придают книге дополнительную объективность, подлинность. Счищают с событий навязчивые штампы. Позволяют лучше понять ужасающую глупость, бесперспективность любых военных конфликтов. 

Сталинградская победа далась тяжело. По разработанному Генштабом во главе с Жуковым, Василевским плану «Зимняя гроза» завершили окружение 6-й Армии Паулюса в ноябре 1942 года. Но вместо спокойной войсковой работы по уничтожению группировки вымирающих и деморализованных немцев,  Сталин принялся торопить с уничтожением фашистов в  городе. «Верховный» не принимал никаких возражений Жукова и Василевского о том, что надо закрыть бреши, чтобы не допустить деблокирования окруженной группировки. 

И только невероятная доблесть  солдат у реки Мышкова и Аксай-Есауловский, да тактически грамотный шаг генерала Василия  Тимофеевича Вольского, по мнению участника этих боев писателя Георгия Ключарева, не позволили армии Манштейна прорвать кольцо окружения. Об этих страшных боях на среднем Дону, как и недопустимых ошибках в ходе операции «Зимняя гроза» в официальной историографии упоминать не принято. А что такое  очередной «стратегический просчет», позволивший танкам Манштейна подойти с юга к Сталинграду на расстояние пешего перехода?  Это  шесть суток беспрерывных боев  без пищи и продыха. Это величайший подвиг – да! О чем поведал Юрий Бондарев в «Горячем снеге», бесконечно сожалея о тех, кто погиб на этом плацдарме у неприметной речки Мышкова и был по-своему талантлив,  и мог бы много сделать полезного для себя, для страны, но выпал им очередной «стратегический просчет». 

Это, отчасти, подтверждают слова академика, известного политолога Н. Н. Иноземцева, прошедшего войну в качестве артиллериста-разведчика: «Человек, сознательно идущий на верную смерть, должен быть или безразличным теленком с загнанными внутрь инстинктами, или иметь крепкий характер и железную силу воли. Последнее приобретается со временем и дорогой ценой. Но раз приобретенное — остается надолго, если не на всю жизнь». 

В книге «На переломе»  большой массив информации, сведений, фактов, документов, за которыми проглядывает огромный труд вдумчивого исследователя. Но важно и то, что ученый, публицист и писатель Виталий Борисович Смирнов сумел перебороть в себе, присущие каждому из нас, тенденциозные  взгляды на те или иные события, постарался быть объективным, честным. 

Александр Цуканов, председатель правления ВРОО «Союз писателей России» 

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите свой комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя здесь