Константин Смолий
ОРФЕЙ
И вот я узнал цену.
Одни катили в гору камни, но камни скатывались к подножию. Год я трудился вместе с ними, но мой камень остался на своём месте.
Другие рыли яму в песке, но песок ссыпался вниз по стенкам. Год я трудился вместе с ними, но моя яма осталась засыпанной песком.
Третьи разжигали костёр под дождём, но костёр гас под потоками воды. Год я трудился вместе с ними, но мой костёр остался грудой мокрого хвороста.
Четвёртые пытались выпить море, но их безудержно рвало обратно в пучину. Год я трудился вместе с ними, но море осталось таким же безбрежным.
Пятые пытались разбить головами стены, но стены были крепче голов. Год я трудился вместе с ними, но моя стена осталась непоколебленной.
Шестые отделяли зёрна от плевел, но ветер вздымал кучи и вновь перемешивал их. Год я трудился вместе с ними, но так и не понял, где одно, а где другое.
Седьмые поднимали себя за волосы в небо, но дух тяжести тянул их вниз. Год я трудился вместе с ними, но так и остался стоять на земле.
Спустя семь лет цена за обретение счастья была выплачена, и мне показали выход. Но не смотри назад, сказали мне, иначе всё останется как прежде. И я пошёл, и не оборачивался.
Ноги вязли в зыбучем песке, а вокруг сновали скопища скорпионов. И сказал мне царь скорпионов: «Посмотри на свою любимую, тонет она в зыби, снедаемая слугами моими».
Счастлив я был от слов царя скорпионов, ведь они значили, что действительно идёт за мной та, желанная.
Затем путь устлали горящие угли, а вокруг сновали скопища саламандр. И сказал мне царь саламандр: «Посмотри на свою любимую, сгорает она и чернеет, снедаемая слугами моими».
Но счастлив я был от слов царя саламандр, ведь они значили, что по-прежнему идёт за мной та, желанная.
Затем путь преградили заросли терновника, а вокруг клубились и шипели скопища змей. Безучастно смотрел на меня змеиный царь и молчал. Тогда спросил я его: «Расскажи, что с любимой моей, идёт ли по-прежнему за мной?»
«О ком ты?» – удивлённо прошипел змеиный царь.
«О той, которая молчаливо сносит укусы шипов и слуг твоих».
«Не знаю, о ком ты, – был ответ. – За твоею спиной никого».
Только теперь я узнал, что такое страх. Может, её никогда и не было? Или отстала она, сгорела, сгинула, разорвана в клочья ползучими гадами? Или обманывает змеиный царь, и стоит она за спиной, сияющая? Не вытерпел мук незнания и обернулся, и увидел недвижный камень, да мелкую яму, да влажный хворост, да гладь морскую, да высокую стену, да плевел, да скупую землю, на которой растерянно стоял.
«Её больше нет» – сказал я горько, но змеиный царь возразил мне: «Ты получил плату, равную итогу твоих трудов. Тщета, тлен и пустота – вот наши дары. Бери их и иди».
И я пошёл, и подошёл к тёмной реке, и сел в лодку. И так нежно старый лодочник делал своё дело, что, казалось, его судно замерло на месте. Тишина, ни скрипа, ни всплеска. Только бормотание сквозь наползающий сон: «Никто ещё не покидал ад с полными руками… Никто ещё не покидал ад… Никто не покидал… Никто…»
Создание сайта