Памяти поэта Борича Гучкова

24 января 1950 года родился известный русский поэт Борис Гучков, который, увы, обидно рано (7 мая 2021г.) ушёл из жизни земной. Мы грустим, но грустим светло.
Это был скромный, интеллигентный, талантливый, нешумливый, сердечно щедрый человек — и совет мог дать, и одарить ароматными плодами со своей любимой дачи на Песчанке. Однажды всю зиму лакомилась янтарным айвовым вареньем из солнечных, будто замшевых фруктов, которые по осени супруги Гучковы вручили мне — целую корзину.
Повторю свои публикации о нём, а вот «айвовое» стихотворение случилось уже после ухода Бориса Петровича.

ПАМЯТИ ПОЭТА БОРИСА ГУЧКОВА

«Двадцать пятый сезон я летую в Песчанке…»
«Отель пятизвёздочный мой домик в саду…»
«И я Званкой зову мои скромные сотки…»
«Последней зацвела в саду айва…»
Борис Гучков

На Песчанке вновь возживут сады…
Зацветёт айва, чтоб зачать плоды,
Пеленать пото́м спелым плюшем их…
Но поэт о том не напишет стих.

Не раздаст друзьям щедрых соток дар.
Дней его земных отыскрил пожар.

Не шепнёт перо… Не мелькнёт строка…
Лишь над Званкою рифмы-облака…

Лепестковый снег – вешняя метель
Пятизвёздочный занесёт отель…

Только память вдруг воскресит слова:
Последней зацвела в саду айва…

Людмила Кузнецова-Киреева

ПЕСНИ РОДНОМУ КРАЮ

О сборнике стихов Бориса Гучкова
«С истока до самого моря» (Волгоград, 2016)

Иногда открываешь сборник стихов и хочется плыть, плыть, плыть по строкам что по речным волнам, от «истока до самого моря», как в случае с очередным поэтическим изданием Бориса Гучкова, члена Союза писателей России, лауреата Всероссийской литературной премии «Сталинград» и Государственной премии Волгоградской области. Невеличка-книжка небольшим тиражом вышла в нашем городе в 2016 году (отпечатана в типографии «Новые краски»). Бориса Петровича Гучкова, родившегося в Касимове Рязанской области, окончившего Литературный институт в Москве, но живущего в Волгограде, мы смело можем считать своим земляком, в творческом багаже которого более двенадцати поэтических сборников. Земляк-то земляк, но Рязанщина не отпускает от себя… Оттуда он всегда возвращается с новыми замечательными стихами — родные места вдохновляют. Там ему «подвластны ямб, хорей и даже дольник», там «…с колоколен несется благовест густой, звонят в Успенье», а «в домах на спуске у Оки, не зная скуки, век доживают старики, гостят их внуки». «…За Окой на озере, как зеркало, вода, где с бредешком елозили мы в юные года», — вспоминает поэт в одном из стихотворений сборника «С истока до самого моря», куда вошли лирические работы автора последних двух-трех лет перед выходом книги.
Предлагаю посетить вместе с сочинителем его малую родину… Касимов — провинциальный русский город, в котором когда-то бывал Пастернак «в гостях у дяди». Борис Гучков говорит о знаменитом соседе: «Он обронил здесь пару строк, а я их поднял»… Не потому ли будто звучит со страниц маленькой, уютной книжицы «касимовский, малиновый церквушек перезвон»? Хочется, взяв лукошко, отправиться в лес, ведь «гриб пошел, как очумелый…» А как «хороша картошечка в золе костра над вечереющей Окою!..» Удить рыбу, собирать, чистить и солить грибы… «Ах, как вкусно! Как сердечно и душевно!..» читается об этом. Ходить в ночное, ждать рассвета «как утренней строки»… «Прошу: не оставляй меня…» — обращается к музе ее служитель.
«Не куртуазен, знаю,
и не манерен, да.
Песни родному краю
очень просты всегда».
Но такая простота, что недешево стоит, мне и нравится в стихах Бориса Гучкова. Он не заигрывает с читателем, не увлекается новомодными веяниями, оставаясь верным стилю классического русского слова. Литературных героев не ищет мучительно, ведь те вокруг него, рядом — живут, работают, любят, страдают и радуются. И образы в стихах простые и запоминающиеся: «тыквенная плеть, как анаконда, на мою ограду заползла» («Сосед»), «кашлял гром, как в приступе астматик…», «три огромных вензеля — звезды надо мной…». Много можно приводить примеров, но предоставлю читателям возможность самостоятельно находить художественные изюминки в гучковских строках.
Поэта беспокоят и следы войны на волжской земле, и теракты в Волгограде («Теракт 30 декабря 2013 года»), и бездомные («Бомжиха»), и «майдана вече» («Майдан»), и беженцы («Беженцы»), и то, что «вновь стреляли в Донецке и бомбили Луганск»…
О, если бы знали вы, сколько на метре квадратном любом
Посеяно ржавых осколков от мин и от авиабомб! —
пишет он в стихотворении «Сталинградские осколки». А в стихотворении о России автор предупреждает: «Не троньте мою о́тчину и мать! Не то, как сын, рогатину возьму я — несдобровать!»
На всё откликается наш земляк, обо всем спешит рассказать читателям. Задумывается над быстролетящим временем: «А юность проходит, она коротка… время мчится, расставляя вехи…». Тепло вспоминает о матери, об отце: «Мягче подушки ладонь, мамина фраза знакома», «мама ко мне подойдет и одеяло поправит…», «мамы святое послание: «Здоровья тебе, сыночек!», «и басил хмельной отец, потому как выпил сильно: «Ай да Дуня! Молодец, подарила-таки сына!», «Срок наступил, я пережил отца, как он, осилил долгую дорогу»… Грустит стихотворец и шутит… Путешествует… Испания, Питер, зимний Таллин, Астрахань…
Не стану цитировать путевые заметки, так как в первом номере журнала «Отчий край» за 2016 год публиковалась большая поэтическая «испанская» подборка. Если кто-то не читал, возьмите в руки сборник «С истока до самого моря» с речным русским пейзажем на обложке и отправляйтесь в путь. Париж, Барселона, Севилья, Каталония, Торревьеха, остров Табарка и прочие заморские красоты ждут своих стихотуристов. «Экскурсии, экскурсии»… Но поэт «просыпался по Москве» и «искал Медведицу, Весы и радовался встрече». Мещера оказалась для него «в сто раз милее Каталонии». «В России будем жить, одну ее любить», — пишет он, возвращаясь из дальней поездки.
Да как же ему не любить-то Россию: Касимов и Волгоград, Оку и Волгу?!. Песчанку, наконец… там у Бориса Гучкова дача? Незабываемые вечера и рассветы на скромных степных сотках, которые их владелец величает «Званкой»!.. «Меж коттеджей затерян» милый сердцу домик, где «шифера лист стал от времени зелен»… «Двадцать пятый сезон я летую в Песчанке», — с нежностью говорит стихотворец… И обещает: «Я вас всех угощу спелой ягодой лета». Любители классической поэзии, кто со мной по ягоды-рифмы?!

Январь 2017 г.

РУССКОЙ ДУШИ КОЧЕВЬЯ

О книге «В дом возвратиться свой…» (Волгоград, 2019)

«В дом возвратиться свой» всегда стремится известный поэт Борис Гучков, «на колеснице ль, пёхом», где бы ни путешествовал… Вот и очередной поэтический сборник назвал строчкой из своего стихотворения. Я, получая в дар книжную новинку с дружеским автографом, спросила писателя: «А где дом-то? На Оке или на Волге?» Хотя знала, что однозначного ответа не получу… Мещерский Городец, старинный город Касимов… с историей, уходящей в даль веков, нынче природный и архитектурный оазис Золотого кольца России… Там, как мы уже знаем, родился наш стихотворец. «Январской пурги крещендо крестило в ночи меня, — позже напишет он о себе. — С дорог, до весны распятых, поземок ползли ужи… В холодных пятидесятых…». Посчастливилось ему появиться на свет в Рязанской области, на родине русского поэта из страны березового ситца… Это повлияло и на судьбу касимовского паренька, и на его творчество. Ну и без Пушкина, конечно, не обошлось…
«Не по одним верхам мы познавали мир.
По пушкинским стихам — конечно же, по ним».
Да, жить в Касимове и не стать поэтом мудрено. Там, где тезка Пастернак «марал тетради», начал «марать» листы и Борис Гучков в 1965-м после посещения села Константиново. Первая публикация состоялась в районной газете «Мещерская новь». В Касимове юноша окончил школу, затем индустриальный техникум, после которого его распределили в далекую Читу. Там он стал солдатом, служил в Бурятии, на границе с Монголией. А в Волгоград перебрался в 1972 году. Работал литейщиком на заводе им. Петрова, в многотиражной газете. Посещал литературную студию при Союзе писателей России, руководили ею в ту пору уже известные стихотворцы, сначала Артур Корнеев, затем Василий Макеев.
Заочно Борис Гучков отучился в московском Литературном институте им. Горького. Десять лет проработал редактором в Нижне-Волжском издательстве, в лихие девяностые трудился даже ночным сторожем… В Союз писателей СССР его приняли в 1989-м по рекомендациям прекрасных поэтов Маргариты Агашиной и Федора Сухова.
Стихи Гучкова печатались в различных газетах, журналах и антологиях, в коллективных сборниках. Выходили его собственные книги (около двадцати). Занимался поэтическими переводами. Крепкие корни пустил рязанский парень в волжском степном краю: жена-муза, дочери-красавицы, два внука и внучка, друзья, ученики-студийцы, любимая дача на Песчанке… Но каждый год наш земляк (а он им по праву является) вырывается на малую родину. И та, как святой источник, подпитывает его жизненной силой и вдохновением.
* * *
Я гощу опять в доме на Оке,
Там, где кошек пять спят на чердаке.
* * *
Опять ступил ногою я разутой
На теплый пол родительской избы.
* * *
Идет по Касимову осень, волнует поэта…
«Есть о чем погоревать поэтам в городе, где юность протекла…». Но горюет Борис Петрович недолго и возвращается в степной город, рассуждая:
«Так на кого же оставлю я
Яблони сада
И домик с плотными ставнями,
Где летом прохлада?..»
Вот и кочует: Ока — Волга, Волга — Ока и — обратно… Ну, разве что иногда, особенно в последнее время меняет маршрут, направляясь к морю или в Европу.
«Вечерами, выпив чаю,
а жена еще не спит,
Карту мира изучаю:
вот Канары, вот Мадрид», —
шутит поэт в одном из стихотворений. А супруга ворчит из спальни: «Не хочу твоей Испании, мне и дома хорошо». Но все же, как верная подруга, собирает чемоданы… А писатель пишет: «Клёнам Шереметьево я «пока!» шепчу…» И удивляется:
«Строгости как в лагере —
не проскочит мышь.
В серебристом лайнере
полетим в Париж».
Франция, Испания, «где Лорка творил свой стих» — остров Табарка, Барселона… Грузия, Азербайджан, Казань…
* * *
«Поезд, как ящер, зелен.
Еду, в разлуке с домом,
По Каталонским землям,
по Валенсийским долам».
* * *
«И вот я в Коста-Бланка, я у моря…»
* * *
«До поздней ночи катера и яхты
Снуют по морю выводком утят.
Ко мне уловом прилетают ямбы…» —
хвалится Борис Гучков. Да разве только ямбы?.. И хореи, и дактили… А читатели начинают изучать «карту мира» по рифмованным строкам. «Но как же без поэта любимый сад, и грядки, и дачный прудик?» — мысленно спрашиваю я. И сочинитель будто отвечает: «Отдыхают грабли, вилы
в ожиданье новой вахты…
Я лежу, гляжу на виллы,
на белее снега яхты…»
Иные пейзажи ему даже начинают казаться родными, «когда б не пальмы тополям взамен». Но по ночам всё же…
«Снится дом, где нынче к непогодине
половиками выстланы полы,
где запахи аниса и смородины
сродни навеки запаху смолы».
«Видится хата, темный бор и Оки берега…».
«Горьки плоды олив — невызревших маслин…
Мы у плакучих ив, мы на Оке росли», —
не забывает стихотворец.
И вот уже:
«Сияют созвездья
красою иконной…
Лишь день до отъезда
и полки вагонной».
День до отъезда, а сердце торопит: «Хочу домой из Каталонии». Не терпится Борису Гучкову увидеть, как «прячутся по бору рыжики», как «лось спешит на водопой…». Он говорит: «Дома и редька у нас карамель, рюмка водки — десерт». И всё же в другом стихотворении по-дружески советует читателям: «Надо, надо на веку побывать хоть раз в Баку». «Словно воины в шеломах, вышки в Каспий забрели». А о татарском селе Свияжск пишет: «Я твои соборы, церковки в снегу в памяти с собою увезти смогу…». И увозит, увозит… не только сувениры, но и свежие строки в блокноте-попутчике.
Отдыхает сочинитель, не пропускает экскурсий, познает мир, чтобы после рассказывать о нем увлекательно и ярко. Но всегда стремится «в дом возвратиться свой…». И я, кажется, поняла: этот дом — Родина, Россия… Она у поэта одна, «словно старая мать», «Богу лишь покорная», «средь долины ровныя…».
«Болдино, Мураново…
Беспричинна грусть!
Натиска буранного
не боится Русь».
Но, вернувшись домой, Борис Гучков вспоминает о странствиях и вновь собирается в дорогу…
«Вьюга во сне застилает мне очи,
а за ее пеленой
Всё-то мне видится ласковый Сочи,
ужин у моря с женой…»
Непоседливая душа поэта, мятущаяся! «Русской души кочевья…» (вспомнилась строка из другого гучковского сборника). И это здо́рово — значит, рождаться новым стихам, проникновенным и образным!
«А век, что клок сенца,
и жизнь — щепоть овса.
Угрюмее свинца
седые небеса».
«Далеких звезд златое просо…». Закат «на соснах могучих кроваво распят…». «Лето дышит на ладан, студит ветер зарю…». «Дуновенье ветерка — Дунюшка… Дуняша» (о маме). Луна, как «медведь-шатун».
«В коробке из-под монпансье,
как в азбуке буквицы,
Мать сохранила все
старые пуговицы…
Вон та — от шинели отца,
а эта, пожалуй, дедова…»
У кого из книгочеев моего поколения и старше не было таких коробочек?! У меня до сих пор в тумбочке под телевизором два жестяных схрона с пуговками, булавками, наперстками, нитками… Молодежь, конечно, не поймет… А мы, советские, — припасливые…
Вроде бы стихи у литератора о простых вещах, житейских делах, рядовых событиях, но каждый «пустячок» одухотворен прекрасным чувством, метким словом, ярким эпитетом, необычным сравнением.
«Тают, как льдинки, часы и минуты…» — печалится наш поэт. Тают, тают… Ох, как тают!.. Вот и натаяло 70 лет замечательному земляку. Январь 2020-го — юбилейный месяц. Однако именинник оптимистично заявляет:
«Нет, еще не состарился я,
ночью слушать хожу соловья».
Скромничает… — не только слушает и сам соловьем заливается. Радует любителей классической поэзии своим творчеством. Завидное вдохновение, прекрасный дар, великая работоспособность! Не устает удивлять читателей новыми изданиями.
И, на мой взгляд, отдельной книгой в сборнике «В дом возвратиться свой…» является поэма «Рязань косопузая» о боях под Москвой в ноябре 1941 года. В нескольких словах об этом не расскажешь, надо читать самому о том, как «под гармонь и под медь трубы» шагали «на зов судьбы в сенокосный страдный денек» наши деды, отцы, дядья, уходя на фронт «в роковой для Родины час».
Словесное полотно зримо до комка в горле, до слез… Не вдаваясь в подробности, не создавая широкой событийной картины, лишь отдельными фразами, штрихами, мгновениями автор рассказал больше, чем иные романы.
«Сколь, Рязань, Георгиев,
Звезд на груди твоих лесников, землепашцев…
Им несть числа!»
«Ты пребудешь вовек жива, и Московия, и Рязань, синеокая мать Рязань!..» — здесь читается «Рязань», а слышится-то «Русь»!»
«Ты, России сладкая кость, по зубам ли голодным псам? Не осилить нас. Черта с два!» — убежден поэт. И я, заразившись от автора крепкой уверенностью, закрывая лирический сборник, шепчу: «Черта с два! Не осилить!»
Но остается в душе тихая грусть от слов юбиляра о прошедшем, об утраченном.
«Далекие милые были…» Туманные дали…
И книги у нас выходили, а книги читали.
Поэтам платили неплохо за каждую строчку…
Иная сегодня эпоха. Но ставить ли точку?..»
Эпоха иная… Но точку не ставить! Разве что… многоточие?
* * *
«Это очень давнее, личное.
Я с поры это помню детской:
Мама яблоками коричными
На углу торгует Советской.
Уже начал складывать песни я,
Записался в школу спортивную.
А была у матери пенсия
Тридцать два лишь рубля с полтиною.
Торговала все годы матушка
И коричными, и по мелочи.
Нам на хлеб она, помню, маслице
Щедро мазала, как помещица.
Сочиняю доныне песни я,
Да и муза меня не оставила…
Как ты, мама, с такою пенсией
Четверых нас на ноги ставила?»

Февраль 2020 г.
Из свёрстанной книги «Златая запятая»
Л. Кузнецова-Киреева