Маргарита Агашина говорила:
«Пусть именами, более высокими,
И площадь назовут, и теплоход.
Но всё равно: живёт на свете Окунев –
Великий Волгоградский Дон Кихот!»
А Сергей Наровчатов размышлял:
«Талант Ю. Окунева удивительно чист,
хотя и несколько наивен.
Плохо ли это? Нет, пожалуй, хорошо».
Ю. Олеша из письма Ю. Окуневу:
«Вы – поэт…»
1 марта 2024 года 105 лет со дня рождения исполняется Израилю Абрамовичу Израилеву, в качестве творческого псевдонима взявшему имя пропавшего без вести в самом начале Великой Отечественной его брата Юрия и материнскую фамилию…
Так на свете появился нежный, лиричный поэт Юрий Окунев, астраханец по рождению (01.03.1919), большую часть жизни (до самой смерти 4.04.1988) и творчества отдавший Сталинграду – Волгограду.
Участник Великой Отечественной войны, выпускник Литературного института им. Горького (семинар П.Г. Антокольского, затем семинар И.Л. Сельвинского), оставивший нам в наследство неповторимые по накалу чувств и форме выражения образцы фронтовой и любовной лирики, своё рыцарское отношение к женщине.
Вспомним стихи русского, советского поэта, журналиста и редактора, военного корреспондента, волгоградского поэта Юрия Окунева…
ИОГАННА
Такого не забудешь дня.
Здесь память входит в силу:
В Берлине девочка меня
Дать хлеба попросила.
Ей кажутся темней теней
Земля, руины, небо.
Забыли взрослые о ней
И не дают ей хлеба.
Ей непонятно, почему
Ты, небо, так устало,
Что даже богу самому
Не до нее вдруг стало.
Страшнее самых страшных снов
Тот взгляд, упрек тот жесткий.
Старушка девяти годов
Стоит на перекрестке.
Раскрою вещмешок, отдам
Свой хлеб. Но где взять средство,
Чтоб годы возвратить годам
И вновь дать детству детство?..
Чтоб сбросить груз невзгод и зла,
Сдавившего ей плечи…
Когда б она понять могла
Значенье нашей встречи!
Молчит. Одни глаза живут.
Мрачна и безымянна…
Боится.
– Как тебя зовут? Чуть слышно:
– Иоганна.
1945
***
Я в безнадежном списке состою.
При мысли о прощании немею;
Билет обратно в кассу я сдаю –
Я от тебя уехать не умею.
Моим признаньям верьте иль не верьте:
Не научился я в любовь играть.
В тебе есть все для жизни и для смерти.
Я остаюсь, чтоб жить и умирать…
***
Это счастье быть вечно наивным, зеленым,
Быть доверчивым и до смешного
влюбленным
И смотреть заколдованно вслед…
И, тебя не догнав, на пороге топтаться:
Кто вовек не отплясывал этого танца,
Тот не знает, что старости нет…
***
Вы говорите Дон-Кихот?..
Но раз такое вдруг замечено,
Мой Санчо Панса будет женщина…
И с ней отправлюсь я в поход.
Что озираешься с тоской,
Печальный рыцарь – род мужской?
Опоры нет? Судьба изменчива?..
Да. Как ни вечен книги след,
Но в прозе жизни Санчо нет…
А если есть, то это женщина.
***
Если любишь, покажутся мелкими
и хвала, и хула.
Тихо, мерно бьют переделкинские
колокола.
Только верящему, а не верующему
ты, как крест.
Я пойду к патриарху: что ж делать ещё?..
Ведь не съест.
Я пойду к патриарху Алексию
на поклон.
– Нет, в любви вам не будет весело, –
скажет он.
Даже Бог не прибавит силы нам,
зови, не зови…
никогда не дождёшься помилования
от любви.
Страхом душу не исковеркаю.
Была не была!
Отпевают меня переделкинские
колокола.
***
Что это? Знаю, что она предаст,
Не только подведет, но и продаст.
И жизни не сулит, а только смерть.
И все ж хочу лишь на нее смотреть.
Смотреть, встречая наглый вызов глаз.
В нем все: и обещанье, и отказ.
Дразнящая усмешка, злость и страсть.
И тянет к ней, и хочется пропасть.
И наплевать на доводы друзей,
Что я слепец, безвольный ротозей,
А все, что есть в ней, все не от души,
В сравненье с ней – все бабы хороши.
И только лишь она – жалка, мелка,
Не верь слезам – то брызги коньяка.
Свихнешься, пропадешь, пойдешь на дно.
Ее смешит твоих стихов вино.
Пойми, чудак, пойми, ей грош цена…
Все – правда. Обесценена она.
…Но почему с той правдой невпопад,
Ее увидев, стал я так богат,
Что без нее мне нищ весь белый свет?
Я нищий без нее. А с ней – поэт.
***
Был вкус придирчив и изыскан,
Я «утонченный был эстет»:
Я в балерин и пианисток
Влюбляться начал в восемь лет.
С восторгом, с ревностью невинной
Я ждал, наивен и несмел.
Являлась прима-балерина,
Перед которой я немел.
Взглянув лукаво на поэта,
Как средство от душевных ран,
Она давала мне конфету…
И тем кончался наш роман.
Создание сайта