Литература военных (1941-1945) и послевоенных лет. Приметы нового времени.

Великая Отечественная война разметала писательские судьбы, сломав налаженную литературную жизнь Сталинграда. Была уничтожена полиграфическая база. Даже издание газеты, единственной «отдушины» для литераторов, пришлось перенести в Заволжье. В газетах печатались Н.Мизин, С.Олейник, А.Шейнин, Н.Сказин, работавший в это время председателем Обкома союза работников печати и совместивший временно должность радиста редакции «Сталинградская правда». Активно публиковала стихи Л.Проскурина.

Появлялись стихотворные публикации фронтовых корреспондентов А.Яшина, который начал печататься в местной прессе еще в довоенные годы (первое его «сталинградское» стихотворение — «Праздник» — появилось в «Молодом ленинце» в 1941 году (№ 64,25 мая), и Е. Долматовского. Особенно ко времени пришлась поэма А.Яшина «Город гнева». Предоставила свои страницы «Сталинградская правда» и для очерков К.Симонова «Солдатская слава» и В.Гроссмана «Направление главного удара».

В начале сороковых годов проявил себя как драматург журналист «Сталинградской правды» Б.Дьяков, написавший пьесы «Наталья Огнева», «Мужество», «Оборона Царицына» (в соавторстве с М.Пенкиным).

Широко была представлена в предвоенные годы очерковая проза, преимущество которой в сиюминутности отклика на меняющуюся действительность. Большое место занял очерк и в годы войны в творчестве Б.Дьякова, Н.Мизина, С.Свэнова, Ф.Терентьева, А.Кедрова, А.Филиппова, Ю.Львова.

Не менее широкое распространение в годы войны получила сатирическая литература, в том числе — поэзия. Газета «Сталинградская правда» на последней полосе завела даже специальный отдел «На мушку», в котором публиковались антифашистские фельетоны, частушки, памфлеты, басни. В отделе наряду с местными авторами сотрудничали и корреспонденты журнала «Крокодил», и столичные поэты: Александр Яшин, Евгений Долматовский, Илья Френкель. Часто выступал украинский поэт-сатирик Степан Олейник.

Тема литературы военных лет, естественно, определилась главным событием времени. Но отнюдь не была однообразно унылой. «Проблематика не только публицистических, но и поэтических и прозаических художественных произведений периода войны, — отмечают исследователи, — вообще весьма трудно поддается классификации на отдельные темы и проблемы. Она настолько диалектически взаимосвязана с разносторонним использованием жизненного материала, что в своем идейном единстве составляет одно целое — показывает правдивую летопись всенародного героического подвига…». Лирическая формула отношения личности к миру сужает последний до понятия «Родина». И форма эта принимает чрезвычайно узкий характер: «Я — Родина», ограничивающий не только содержание поэзии, но и ее интонации, среди которых чаще всего преобладает ораторская, хотя в искренности ее сомневаться не приходится. Стихотворения этой поры не обладают высокими художественными достоинствами. Чаще всего это информация о подвиге реального лица, зарифмованная, украшенная несколькими эпитетами или сравнениями (В.Винников «Баллада о «ястребках», Г.Притчин»Трое» и др.).

В послевоенные годы жизнь писательской организации начала налаживаться. И хотя партийные постановления 1946-1948 годов по вопросам литературы поставили предел «разгоряченному воображению», писатели стремились по мере сил не изменять ни своему призванию, ни слову правды. Послепобедная сталинградская литература стала своеобразной антологией произведений, посвященных мужеству и героизму защитников города, созидательному труду по его восстановлению.

М.Луконин

Одно за другим появляются луконинские стихотворения «Сталинградский театр», «Новый день», «Дорога в Сталинград», «Окна», «Дом номер один», «Быковы хутора».

В Сталинграде вышла книга М.Луконина «Стихи Сталинграду» (1947), а затем поэма «День Сталинградской весны». Опубликованная чуть позже в Москве под названием «Рабочий день», она получила Сталинскую премию.

Продолжала печататься Л.Проскурина. Ее стихи — «Капитан», «Разговор с мертвецами», «Наши танки», «Ответ фрау Берте», «В фашистских джунглях» и многие другие — это то, что называется газетной публицистикой. Они становились историей местной литературы сразу же после прочтения.

Более счастливыми оказались стихи Ю.Окунева, вернувшегося в 1945 году в родной город с фронта. Как отмечает Д.Чиров, «жизненный опыт, накопленный за годы войны, увиденное и пережитое на фронтовых дорогах, а в первые послевоенные годы — на улицах возрождавшегося из руин Сталинграда, с которым неразрывно связана вся сознательная жизнь поэта, — все это способствовало возмужанию поэзии Ю.Окунева». Меняется даже тональность его поэзии. По замечанию И.Сельвинского, «исчезает прежний Окунев — меланхолический, который даже весеннее буйство стремится сделать приглушенным. Стихи на весенние темы написаны на хорошем профессиональном уровне, и подобно тому, как мы не удивляемся медалям у человека, вернувшегося с фронта, так не приходится удивляться военным стихам у сталинградского поэта» (Литературная газета. — 1955, 3 февраля). Рецензируя на страницах «Сталинградской правды» сборник Ю.Окунева «Сталинградцы», М.Луконин отметил, что «предшествующий десятилетний путь молодого поэта дал плоды постольку, поскольку преодолена узость тем. Новая тема — посвященная землякам и родному городу, оживила поэзию Израилева большим смыслом и неподдельным чувством» (Сталинградская правда. — 1948,19 октября).

Наряду с продолжавшими публиковаться В.Балабиным, Г.Притчиным, П.Чернущенко, К.Новоспасским появляются и новые имена — В.Урин, В.Костин, А.Шагурин. С середины 40-х годов начал выступать с баснями Н.Мизин, внеся оригинальную струю в сталинградскую поэзию. Возобновилось издание альманаха «Литературный Сталинград».

В послевоенные годы для города, сметенного войной, не было более актуальной темы, нежели возрождение Сталинграда, мирный созидательный труд людей, такой же ратный, как и недавняя битва. Хорошо об этом чувстве созидания сказал Ю.Окунев в стихотворении «В Сталинграде»:

Кто в городе разрушенном не жил,
Тому волненье это незнакомо.
Пусть скажет сталинградский старожил,
Что значит для него рожденье дома.

Пусть это клуб иль школа — все равно
Земное счастье ощутит он резко,
Когда заметит новое окно,
Увидит стекла чистые до блеска.

И в этом чувстве скрыта правда правд,
Людей в беде выносливых, упрямых
Не живописный радует ландшафт,
А просто стекла, вставленные в рамы.

Названия стихов тоже чаще фиксируют или деталь трудового процесса, или нечто новое в облике города и его жителей, или обращают внимание на труд представителя какой-либо профессии. Вот, к примеру, очень показательные названия стихов Вл.Костина: «Столяр», «Машинист», «Новоселье». Об этом же стихотворения Н.Ткачева «На Волге», «Песня черкасовцев», А.Шагурина «Моему городу», «На вахте», «Сталинградец», «На юг от Сталинграда», В.Балабина «Город строится», «На тракторном», «Проспект имени Сталина», Н.Кукуева «Непобедимый Сталинград», В.Брагина «Раздвинем Волги берега», «За трудолюбивый народ» и др.

В такого рода поэзии был чрезвычайно высок удельный вес эпичности, неизменно ведущей к описательности, к фиксации примет нового времени как в самой действительности, так и в характере лирического героя. В сущности это была не лирическая поэзия, а стихотворный эпос, в котором действительность осваивалась не интенсивно, а экстенсивно.

В начале 50-х увидел свет сборник В.Брагина «Родному городу», состоящий из трех частей, названия которых, с одной стороны, говорят сами за себя («Не быть войне!», «Огни коммунизма», «Любимый город»), с другой — достаточно красноречиво характеризуют тот тематический диапазон, на котором была в те годы сосредоточена сталинградская поэзия.

Поэзия второй половины сороковых — шестидесятых годов — это поэзия энтузиастов. Ее лирический герой при всех индивидуальных отличиях авторов — одержим страстью созидания, первооткрытия необжитых мест, желанием дела, которому можно отдаться сполна. Да и само творчество рассматривалось как большое гражданское дело. Как признавался в стихотворении «Непочатый край» В.Урин, он очень хотел бы, чтобы его голосом управляла «задушевная партийность»:

Может быть, добьюсь награды высшей,
Если там, где страдная пора,
Около моих четверостиший
Люди посидят, как у костра.

И еще я буду рад всецело,
Если пески, сложенные тут,
Проживут хоть миг один для дела
И потом, быть может, отомрут.

Это счастье, посудите сами,
Так работать, верить и уметь,
Чтобы ненасытными глазами
В будущее время посмотреть.

Пожалуй, несколько диссонировал с этими «мелодиями» голос только что пополнившей после окончания Литературного института среду литераторов Маргариты Агашиной, которая делилась с читателем своими женскими радостями и горестями («Сорок трав», «Песня», «Выйду к речке» — 1954):
Мне не справиться с тоской.
Я одна.
Чья-то песня за рекой
Чуть слышна.
Кто-то бегает в пыли
Босиком.
Улетают журавли
Косяком.
Отцветает бересклет
Возле пня.
Никому и дела нет
До меня.
Только ветер, коноплю
Теребя,
Видел, знает, как люблю
Я тебя.
Песня

М.Агашина

Из очерковых произведений конца сороковых — начала пятидесятых годов можно отметить «Гаубичную батарею» и «Труд солдата» (о знаменитом снайпере П.А.Гончарове) К.Новоспасского, «Солдат Гончаров» Н.Ткачева, «Ополченцы Недорубовы» М.Пьянова, «Наш земляк» К.Малыченко, «Край изобилия» О.Кротовой, «Встречи на канале» М.Лобачева и И.Георгиева, «Первый паводок» И.Реброва, «Чапурниковская лестница» В.Еременко, «В степи над Цимлой» А.Бахарева, «Будни гидростроевцев» В.Ошейко, «Две встречи» П.Вишнева, очерки Г.Притчина.

Всякие попытки писателя взглянуть на мир по-своему, без партийной подсказки, воспринимались в штыки, свидетельством чему — отношение местной критики к сборнику рассказов Н.Сухова «Хуторяне» (1947), который внес определенное оживление в литературную мысль Сталинграда. Рассказы, включенные в эту книгу, традиционны для сталинградской прозы этой поры и по тематике, и по сюжетным коллизиям, да зачастую и по принципам создания характеров. Главные герои сухонских произведений — это хуторяне, только что вернувшиеся с фронта, сохранившие в себе «бойцовскую» натуру. И атмосфера, в которой они живут и действуют, еще хранит воспоминания военных лет, а деяния их поверяются нравственными нормами фронтового братства.

Интересный характер женщины был создан Н.Суховым в рассказе «Наташина жалость», в котором прослежены разные судьбы людей одного поколения, рассеченного надвое «годом великого перелома». Тема, которую поднял Н.Сухов, и в нынешнее время воспринимается чрезвычайно остро, потому что отношение к коллективизации в обществе весьма неоднозначно. Тем более остро звучал этот рассказ на рубеже пятидесятых. Оказалось, и тут писатель пошел не по пути, предначертанному великим кормчим: «…Наташа, почти ровесница Октября, сознательная жизнь которой началась при советской власти, которая с первых дней коллективизации работала в колхозе, дружила, а потом стала женой Сергея, вожака колхозной деревни, рисуется автором безвольной, пассивной, жалостливой к врагу, отсталой, не разбирающейся в происходящих событиях, безразличной к ним. Автор наделяет ее качествами, противоположными тем, которые воспитала и воспитывает в советских людях большевистская партия. В этом основной порок рассказа. Нет, не такая советская женщина; наши женщины «давно уже продвинулись из отсталых в передовые. Женщины в колхозах — большая сила» (И.Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. XI, с. 420)».

Даже женщина в литературе должна была соответствовать «Вопросам ленинизма»!

Вывод рецензента категоричен: «Жаль, что Н.Сухова волнуют только «дни далекие, уже окутанные сумерками давности», и что он холоден и равнодушен к нашим дням, дням послевоенной сталинской пятилетки, не менее буйным и горячим, к дням, наполненным пафосом созидания, строительства, упорной борьбы; к героям этих дней — славным труженикам колхозной деревни. Этот уход от современности, уход в прошлое, в дни, покрытые «сумерками давности», чреваты для писателя серьезными опасностями. И чем быстрее он преодолеет этот свой недостаток, тем быстрее создаст новые интересные произведения, прославляющие сегодняшние героические будни и славных творцов послевоенной пятилетки».

Это ли не образец так называемой «проработочной» критики? Это ли не пример целенаправленного выхолашивания из литературы здравого, не ортодоксального взгляда на жизнь, который-то и придает ей индивидуальность и неповторимость?

Характеризуя книги рассказов В.Матушкина «Навтречу солнцу» (1949) и «Рассказы» (1950), вышедшие в послевоенные годы, «Литературный Сталинград» отмечал, что основная тема его произведений — «это тема свободного творческого труда советских людей, того труда, который, преобразуя природу, изменяет и духовный облик самого человека… Матушкина мало занимают люди, зараженные мелкими чувствами, маленькими страстями. Стремясь разобраться в сложных впечатлениях окружающей действительности, он внимательно присматривается к простым, скромным советским труженикам, к людям с чистой душой, с чистой совестью». Каких-либо индивидуальных особенностей таланта писателя в рассказах В.Матушкина рецензенты не нашли. И не удивительно. Герои и конфликты, а точнее — ситуации, о которых рассказывал В.Матушкин, были типологическими не только для «малого эпоса», но вообще для всей советской литературы конца 40-х — начала 50-х годов.